У них было еще минут пять до того, как поднимется занавес и начнется их выступление. Они встали каждый у своего стула, образовав полукруг, и только теперь стало заметно, что двоим, из третьей партии, стульев не хватит. Синхронно и обреченно эти двое подняли печальный взор на остальных, но ни у кого в коллективе не хватило жалости даже на один стул, не то что на два. Так печально, как вздохнули обесстуленные, еще не вздыхал никто. И так стыдно, как было сейчас остальным, не было еще никому. Прирожденный лидер и просто человек, главарь первой партии нашел способ спасти положение – он крикнул:
– Ребята! У третьих стульев не хватает! Долой вторую партию!
И дико вопя «Ура», вся первая партия с кулаками накинулась на ничего не подозревавшую вторую.
Вторым стало больно. Они расстроились и стали защищаться, а поскольку лучшая защита – это нападение, теперь больно стало еще и первым. До глубины своей неглубокой души оскорбленные первые взяли бандуры и пустили их во вторых. Вторые тоже не лыком шиты, защищаясь, схватили свои бандуры и стали бить куда попало, а попало по третьим, которые стояли в сторонке и никого не трогали. Третьи не заметили, кто их побил, поэтому мстить стали и первым и вторым. Первые обиделись больше вторых, потому что старались ради третьих, а в благодарность получили от них по голове. Поэтому они развернулись и стали бить третьих, а вторые начали бить первых в спину. Третьи не любили подлости и стали бить вторых. Таким образом, силы уравнялись.
В это время на сцене перед занавесом.
Ведущая радостно объявила, что сейчас на сцену выйдет капелла бандуристов, и ушла со сцены. Занавес начал подниматься, и зрители увидели китайский боевик. На сцене, угрожая старшими братьями папами и друзьями, били морды друг другу ребята из вышеупомянутой капеллы. Борьба была не на жизнь, а на смерть, в ход шли кулаки стулья и инструменты. Кто-то в кого-то швырнул бандуру, и она с грохотом упала в оркестровую яму. Из ямы послышалась брань и проклятья. В воздухе мелькали кулаки, стулья и выбитые зубы. И вдруг кто-то из бойцов заметил, что выступление уже началось. Все замерли. Стало слишком тихо. Тишину нарушала только брань, доносящаяся из оркестровой ямы. Потом послышался хлопок – Главарь первой партии замер, замахнувшись рукой на главаря третьей партии, а теперь завершил удар.
Потом бандуристы бросились расставлять стулья полукругом, как те стояли до выступления, и собирать по сцене разбросанные инструменты. Главарь первой партии прыгнул в оркестровую яму и вылез из нее, уже таща бандуру. Он побежал к своему стулу, но стул попытался украсть главарь третьей партии, которому с самого начала стула не хватило. Главарь первой партии сурово посмотрел в глаза главарю третьей, и тот сдался. Он и его друг, которому тоже не хватило стула, дали подержать свои бандуры еще двоим ребятам из третьей партии и убежали со сцены. Главарь первой партии сел на стул и начал настраивать свой разбитый инструмент. Половина коллектива тоже села, а половина, как это было положено, осталась стоять, вопросительно глядя на тех, кто сел. Те, кто сел, кивнули тем, кто стоял, и все, наконец, уселись. Стоять остались только те, кому поручили охранять бандуры главаря третьей партии и его друга.
Ведущий в ансамбле, как правило, сидит в третьей партии, с краю. Он задает темп, он говорит, когда начинать играть… Ему не хватило стула. Он убежал. Ансамбль в растерянности: как играть, что играть? Все вопросительно посмотрели на тех двоих, что стояли и держали бандуры, но те виновато пожали плечами и потупили взор. Положение спас главарь первой партии: он, вскинув инструмент, запел песню, вступление, по-видимому, решив не играть. Остальные, посовещавшись, тоже начали играть эту песню, но со вступления. Главарь первой партии остановился, посмотрел на остальных и начал крутить пальцем у виска. Остальные его не заметили, продолжая играть и петь. Главарь первой партии еще немного повыкобенивался, а потом запел с ними.
Послышался громкий топот – с левой кулисы на правую перебегали те двое, кому не хватило стульев. Ансамбль хором замолчал и проводил их взглядами. Затем, когда те двое убежали, половина коллектива начала петь, а половина стала громко совещаться: начинать им с начала или продолжать то, что не допели? В конце концов они решили начать с начала, постепенно догоняя остальных.
Их снова перебил громкий топот; теперь к нему добавился еще и скрежет стульев, тащимых за собой теми двумя. Ансамбль остановился и начал возмущаться тому, что те двое уже их достали, и им, ансамблю, пришлось два раза начинать сначала. Кто-то возмущенно швырнул в виновников затишья настроечный ключ. Главарь третьей партии поднял ключ с пола и швырнул обратно. Послышался грохот: тот, в кого попал главарь третьей партии, упал со стула на пол. Главарь первой партии погрозил главарю третьей кулаком. Потом сделал то же самое на всякий случай и остальной третьей партии. Третьи испуганно переглянулись, но без своего главаря ничего в ответ сказать не решились. А главарь третьей партии и его друг убежали за правую кулису. Ансамбль снова запел. Теперь уже все пели последний куплет.
Те двое, что убежали за кулисы, вспомнили, что бандуры дали подержать друзьям на сцене, и побежали назад. Когда они вернулись, ансамбль допевал последний куплет. Эти двое забрали бандуры у друзей, сели, ведущий, ни на кого не глядя, кивнул, и они оба запели. Те двое, что простояли весь концерт, пожали плечами и пошли за кулисы.
Очнулся тот, в кого попал настроечным ключом главарь третьей партии.
Ансамбль, наконец, допел. Все, кроме подоспевших к концу выступления главаря третьих, его друга и очнувшегося певца, встали и ушли со сцены. Главарь третьих и его друг все еще пели – они были уже на втором куплете. А очнувшийся певец медленно поднялся на ноги и зло посмотрел на главаря третьей партии. Главарь третьей партии, может быть, даже испугался бы его, но он просто не заметил: он смотрел на струны, пытаясь вспомнить ноты и что они означают. Тогда очнувшийся певец подкрался сзади и выдернул стул из-под главаря третьей партии. Главарь третьей партии упал на пол. Очнувшийся певец громко и злорадно захохотал. Его хохот услышал друг главаря третьей партии. Он перестал петь, встал и врезал очнувшемуся певцу бандурой по голове. Тот снова упал.
Обиженно сопя, главарь третьей партии поднялся на ноги, отряхнул с себя пыль и заявил, что с него хватит и он пошел домой. Его друг подумал, что тот прав, и тоже пошел домой.
Занавес начал опускаться. На сцене остался только пришибленный певец, который только сейчас начал приходить в себя. Он встал на ноги, поклонился и ушел со сцены в зал. Раздались три бурных аплодисмента, и выступление, наконец, закончилось.